Валентин Красногоров

 

 

МОРАЛИТЕ 2020

 

Пьеса в одном действии

 

 

ВНИМАНИЕ! Все авторские права на пьесу защищены законами России, международным законодательством, и принадлежат автору. Запрещается ее издание и переиздание, размножение, публичное исполнение, помещение спектаклей по ней в интернет, экранизация, перевод на иностранные языки, внесение изменений в текст пьесы при постановке (в том числе изменение названия) без письменного разрешения автора.

 

 

 

АННОТАЦИЯ

Одноактная пьеса из цикла История драмы в картинках. Современная трактовка средневекового жанра моралите. Так именовались нравоучительные уличные представления, которые разыгрывались в Средние века во время праздников. Действующими лицами в них были не только люди, но и отвлеченные понятия и аллегорические фигуры, - такие, как Порок, Добродетель, Милосердие, Обман, Справедливость и тому подобное. Моралите дожило почти до шекспировской эпохи и стало одним из предшественников современной драматургии.

Сюжет - постановка пьесы в театре.

 Роли: женские: 4; мужские: 4; массовка.

 

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

 

РЕЖИССЕР

ПЬЕСА

ПУБЛИКА

АКТЕР

АВТОР

ЧЕСТНОСТЬ

ПОДЛОСТЬ

СКАНДАЛ и его свита

ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС (возможно, невидимый)

СВИТА

Актеры могут исполнять по несколько ролей.

 

 

Полные тексты всех пьес автора, рецензии, список постановок

 

Контакты:

WhatsApp/Telegram +7-951-689-3-689, +972-53-527-4142

e-mail:   valentin.krasnogorov@gmail.com  

Cайт: http://krasnogorov.com/


 

 

 

Сцена может быть, в принципе, пуста, но постановщик может разместить в ней нужные ему предметы обстановки по своему усмотрению. Действие будет происходить не на всей сцене, а на ее центральной части, условно выделенной в форме круга или квадрата. При первом появлении персонажи выходят из-за кулис. Закончив свое участие в эпизоде, они не обязательно возвращаются за кулисы, а, покинув центральную «действующую» зону, могут остаться сидеть или стоять по краям сцены.

Автор, Режиссер, Пьеса, Публика, Актер выходят на авансцену.

 

АВТОР. (Он худ, оборван, невзрачен.) Давайте представимся. Мы - персонажи спектакля, который будет Вам сейчас показан. Жанр этого спектакля - моралите. Так именовались нравоучительные уличные представления, которые разыгрывались в Средние века во время праздников. Действующими лицами в них были не только люди, но и отвлеченные понятия и аллегорические фигуры, - такие, как Порок, Добродетель, Милосердие, Обман, Справедливость и тому подобное. Моралите дожило почти до шекспировской эпохи и стало одним из предшественников современной драматургии. Вот мы и попробуем вспомнить этот жанр и разыграть его сегодня. Ведь новое – это хорошо забытое старое. Итак, давайте знакомиться.

ПЬЕСА. (Выступая вперед.) Я - Пьеса. Я появилась на свет лет восемь назад.

АКТЕР. Не восемь, а одиннадцать.

ПЬЕСА. Долгое время я провалялась у Автора в столе. Мною никто не интересовался. Меня никто не прочитал, кроме каких-то двух усталых критиков, которым мой автор сумел меня подсунуть. Впрочем, они тоже меня не читали. Я пылилась несколько месяцев в проходной театра у вахтера на полке, где Автору велели меня оставить и забыли об этом. Я лежала в мусорной корзине завлита, и меня лишь случайно не выбросили, потому что оттуда по ошибке меня вынула уборщица. Потом меня случайно увидела и прочитала любовница режиссера, и я ей понравилась. И вот теперь я здесь, на сцене, и меня сейчас начнут репетировать и ставить. Для меня это великое событие, исторический день, праздник, признание моих заслуг. Ведь я создана для театра, а театр создан для меня. С меня, а не с вешалки начинается театр.

ПУБЛИКА. Я – Публика. Театр создан для меня. И пьеса создается для меня. Я – это вы. Когда мне будет скучно, и вы будете скучать. Когда вы будете аплодировать, и я буду аплодировать. Мы вместе будем бросать в актеров помидоры и тухлые яйца, если спектакль нам не понравится. Надеюсь, вы захватили с собой помидоры и яйца? Нет? Жаль. Если нет, потребуйте их в перерыве в буфете. Нужно издать постановление, чтобы в буфете каждого театра всегда продавалась сырые тухлые яйца, подгнившие помидоры и свистки. Театр надо награждать не только аплодисментами, но и свистом, иначе он опустится дальше некуда. Если мы допускаем плохой театр, значит, мы плохая публика. Помните: хозяева театра - мы.

РЕЖИССЕР. Не слушайте Пьесу. Не слушайте Публику. Это раньше старомодный театр был драматический. Теперь он постдраматический и режиссерский. Вы спросите – кто я? Я – Режиссер. Я - главный в театре. Я вообще главный. Я первый, я последний, я вечный. Я подобен богу. Я творец. Короче говоря, театр – это я. Я и театр - это одно и то же. Театр существует для режиссера. В театре никого не существует, кроме режиссера.

ПУБЛИКА. А разве в театре нет других творцов?

РЕЖИССЕР. Другие есть, творцов нет.

ПЬЕСА. А актеры, художники, композиторы, балетмейстеры?

РЕЖИССЕР. Они лишь заменяемые шестеренки, которые крутятся по моей воле и по моему желанию. Я – пружина, которая крутит эти шестеренки, я – энергия, которая приводит всех в движение, я – мозг театра, его лицо, его имя, его репутация и его успех. Я - это наше всё.

ПЬЕСА. Всё-всё?

РЕЖИССЕР. Всё.

АКТЕР. Я – актер…

РЕЖИССЕР. Стоп! Я тебе слова не давал. Иди, готовься к репетиции.

АКТЕР. Да, но…

РЕЖИССЕР. Иди-иди. В театре могу говорить только я.

АКТЕР. Но я только хотел…

РЕЖИССЕР. Хотеть здесь могу только я.

Растерянный актер покидает круг сцены и садится в стороне.

АВТОР. Я – драматург, автор пьесы, которую сейчас начнут здесь репетировать. Все остальные в театре нуждаются в каком-то другом человеке, создающем материал, на который можно опереться, который можно развивать, трактовать, дополнять, воплощать, а я не нуждаюсь ни в ком. Другие лишь реализуют мои замыслы, я же создаю свои пьесы из ничего, из воздуха. Я, как волшебник, могу в своем воображении построить город или разрушить дворец. И я хочу сказать…

РЕЖИССЕР. (Прерывая.) Позвольте, а вы как сюда попали?

АВТОР. Простите?

РЕЖИССЕР. Я спрашиваю: как вы сюда попали? Разве вы не видели надпись у служебного входа «ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН»?

АВТОР. Но я, кажется, не совсем посторонний. Ведь я Автор…

РЕЖИССЕР. Ну и что с того, что вы автор? Вы написали текст, на этом ваша роль закончена. В театре вам совершенно нечего делать. Выход вон там.

АВТОР. Вы не имеете права… Я хочу сказать, я имею право…

РЕЖИССЕР. Я имею, а вы не имеете. У меня сейчас репетиция. Не мешайте работать над пьесой.

АВТОР. А разве мы не можем работать вместе?

РЕЖИССЕР. Не можем. Уходите все, не мешайте мне репетировать.

АВТОР. Но ведь представились еще не все персонажи…

РЕЖИССЕР. И не нужно. Хватит болтать. Надо работать.

АВТОР. Но я…

РЕЖИССЕР. Вы уйдете сами или позвать пожарника?

Автор уныло бредет к краю сцены и садится. Режиссер обращается к Публике.

          Ты тоже иди. Публике в театре делать нечего.

Персонажи садятся на скамьи позади сцены. В кругу сцены остаются только Режиссер и Пьеса. Режиссер скептически разглядывает Пьесу, обходит ее со всех сторон. С его лица не сходит скептически-брезгливая улыбка.

РЕЖИССЕР. Значит, ты и есть моя пьеса.

ПЬЕСА. Я не ваша пьеса. Я пьеса Автора.

РЕЖИССЕР. Про Автора забудь. Теперь ты моя. А ну-ка, повернись.

ПЬЕСА. Зачем?

РЕЖИССЕР. Ты должна не спрашивать, а делать, что говорят.

Пьеса поворачивается.

          Нужно прямо сказать, что ты не подарок.

ПЬЕСА. Я вам не нравлюсь?

РЕЖИССЕР. Нет.

ПЬЕСА. Почему?

РЕЖИССЕР. Мне вообще не нравятся пьесы. Но ты не волнуйся, я сделаю из тебя конфетку. Я поставлю тебя так, что ты сама себя не узнаешь.

ПЬЕСА. А когда мы начнем репетировать?

РЕЖИССЕР. Мы уже репетируем.

ПЬЕСА. (Озираясь.) А где же актеры?

РЕЖИССЕР. Зачем они? Теперь есть беспилотные самолеты, автомобили без водителя, поезда без машиниста, а у меня будет театр без актера.

ПЬЕСА. Как же – без актера?

РЕЖИССЕР. Актеры – это устарело. Я могу обойтись и манекенами.

ПЬЕСА. Но хоть одного-то актера вы должны оставить.

РЕЖИССЕР. Зачем? Что мне с ним делать?

ПЬЕСА. Ну, ведь бывают театры одного актера.

РЕЖИССЕР. Устарело. У меня будет театр одного режиссера.

ПЬЕСА. Но…

РЕЖИССЕР. И этим режиссером буду я.

ПЬЕСА. Но…

РЕЖИССЕР. Закрой рот, это мешает мне работать.

ПЬЕСА. Я не мешаю. Наоборот, я хочу помогать.

РЕЖИССЕР. Единственное, что от тебя требуется – слушаться меня беспрекословно и подчиняться безоговорочно.

ПЬЕСА. Я готова.

РЕЖИССЕР. Хорошо. Тогда… (Подумав.) Встань вот так. (Показывает Пьесе вычурную позу. Пьеса пытается ее повторить, но у нее не получается. Режиссер раздражен.) Ну, что же ты?

ПЬЕСА. Мне так тяжело и неудобно.

РЕЖИССЕР. Хорошо, тогда я поставлю тебя по-другому.

Режиссер пытается заставить Пьесу принять еще более вычурные и неестественные позы, но неудачно. Она шатается, падает. Режиссер разъярен.

          В жизни не ставил более бездарных пьес!

ПЬЕСА. Я не понимаю, почему я должна искривляться и ломаться, а не стоять нормально.

РЕЖИССЕР. Потому что нормально – это скучно. Это, как все. А театр должен удивлять. Кроме того, ты и не должна ничего понимать.

ПЬЕСА. Но я думаю…

РЕЖИССЕР. (Прерывая.) А ты не думай. За тебя думаю я. Встань так, как я тебе говорю! (Снова силой заставляет Пьесу принять разные положения.) Черт побери, что за пьеса! Никак тебя не поставить.

Неожиданно звучит голос, похожий на голос самого Режиссера. Этот голос может быть и визуализирован в виде некоей фигуры.

ГОЛОС. Все дело в том, что ты не умеешь ставить.

Режиссер отпускает Пьесу и озирается.

РЕЖИССЕР. Кто ты?

ГОЛОС. А ты разве не знаешь?

РЕЖИССЕР. (Уклончиво.) Нет. Я тебя первый раз слышу.

ГОЛОС. Не говори мне и себе неправду. Я – это ты. Я – твой Внутренний голос. Не умеешь ставить, так не ставь.

РЕЖИССЕР. (Затыкая уши.) Не мешай мне работать.

ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС. Я знаю: ты боишься прислушаться к самому себе.

РЕЖИССЕР. Замолчи!

ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС. Ты уверяешь всех и, прежде всего, самого себя, что ты гений, но в глубине души ты знаешь: у тебя нет таланта. Вот и сейчас ты попросту не знаешь, как ставить пьесу. Ты давно не умеешь читать и понимать драматургию. Ты давно разучился работать. А, может, никогда и не умел. Ты давно забыл, что такое радостное вдохновение, ты репетируешь нервно и зло. При малейшей критике в твой адрес ты взрываешься и кричишь: «я талант, и вы бездари».

РЕЖИССЕР. Замолчи!

ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС. Тебе не удается заглушить меня. Потому что я – это ты. Тебе придется сделать выбор.

РЕЖИССЕР. Между чем и чем?

Появляются две Женщины.

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА. Для начала ты должен выбрать между нами.

Одна из этих двух женщин привлекательна, броско одета, красива, уверена в себе. Вторая женщина скромна, тиха, застенчива.

РЕЖИССЕР. А кто вы?

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА. Кто бы мы ни были, выберешь ты все равно меня.

РЕЖИССЕР. Почему ты так уверена? Тебя все любят?

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА. Наоборот, меня не любят. Но выбирают меня.

РЕЖИССЕР. Почему? Потому что ты красива? Потому что хорошо одета?

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА. Не спорю, внешность у меня привлекательна. Но выбирают меня не поэтому.

РЕЖИССЕР. Так кто же ты?

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА. Я принимаю разные лики, и называют меня по-разному, но всегда несправедливо.

РЕЖИССЕР. Может, ты скажешь все-таки, кто ты?

ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА. А ты еще не догадался?

ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. Перестань юлить и скажи наконец ясно и просто: «Я – Подлость.»

РЕЖИССЕР. Ты и в самом деле Подлость?

ПОДЛОСТЬ. Да.

РЕЖИССЕР. И ты этого не стыдишься?

ПОДЛОСТЬ. Я этим горжусь. У меня есть и множество других имен: Беспринципность, Лживость, Алчность, Предательство, Черствость, Бесстыдство, Разврат, Распущенность… Это все я.

РЕЖИССЕР. И все это правда?

ПОДЛОСТЬ. Что есть правда? Слова ничего не значат, важны поступки. Важны намерения. Беспринципность можно назвать гибкостью, алчность – бережливостью, карьеризм – честолюбием, разврат – свободой и так далее.

РЕЖИССЕР. Звучит не слишком привлекательно. (Второй женщине.) А кто ты?

ПОДЛОСТЬ. Ее тоже называют по разному: Честность, Добродетель, Порядочность… И еще много других смешных устаревших слов.

ЧЕСТНОСТЬ. Пусть устаревших. Зато меня уважают и любят.

ПОДЛОСТЬ. Не смеши нас. Тебя хвалят только в сказках для детей, в воскресных проповедях и нравоучительных книжках. Ты скучна, ты бедна, ты плохо одета. Кто тобой прельстится?

ЧЕСТНОСТЬ. Мне не нужно, как тебе, привлекать людей внешним блеском.

ПОДЛОСТЬ. Да тебе просто нечем привлекать. Ты доставляешь только неудобства и неприятности. Ты называешь себя Честность, а люди зовут тебя Глупость, Бестактность, Неуживчивость.

ЧЕСТНОСТЬ. Неважно, что говорят о тебе люди. Важно, кто ты есть на самом деле.

ПОДЛОСТЬ. А кто ты есть на самом деле? Серая невзрачная мышка. Раз ты Честность, скажи честно: разве тебе не хочется выглядеть красивой, обеспеченной, обаятельной, независимой? Покупать. Тратить. Наслаждаться любовью. Жить. Зачем для этого честность? Она только мешает. Нужна пряность, свобода действий и поступков, нужна воля.

РЕЖИССЕР. И все равно, я выберу Честность.

ПОДЛОСТЬ. Не торопись. Сначала хорошо подумай.

РЕЖИССЕР. Не о чем думать. Нас с детства учат избегать подлости.

ПОДЛОСТЬ. И непонятно, почему.

РЕЖИССЕР. Потому что добро есть добро, а зло – зло.

ПОДЛОСТЬ. Никогда не бывает чего-то абсолютно черного или абсолютно белого, не бывает стопроцентного добра или зла. Например, ты кого-то обманул, предал, отнял у него выгодную должность, присвоил его имущество. Для него это плохо, но ведь для тебя-то это хорошо! Значит, не так уж это и плохо. Беда в том, что хорошего на всех не хватает. За него надо драться, надо отнимать у кого-то свою долю. Иначе плохо будет тебе. И потому в конце концов ты выберешь меня.

РЕЖИССЕР. Нет.

ПОДЛОСТЬ. Выберешь. Я тебя очень хорошо знаю.

РЕЖИССЕР. Откуда?

ПОДЛОСТЬ. Потому что я не Подлость вообще, я твоя Подлость.

ЧЕСТНОСТЬ. А я твоя Честность.

ПОДЛОСТЬ. В каждом человеке есть доля одного и доля другого. Поэтому мы с ней, хоть и не любим друг друга, всегда ходим вместе. И мы сопровождаем тебя везде и всегда.

ЧЕСТНОСТЬ. Ведь жизнь все время ставит каждого перед выбором. Хотя самые важные решения приходится делать не часто, выбирать между добром и злом приходится чуть ли каждый день.

ПОДЛОСТЬ. Выбирай же.

РЕЖИССЕР. Но я не хочу быть подлым.

ПОДЛОСТЬ. Я сама не хочу быть Подлостью. Вернее, не хочу ею выглядеть.

ЧЕСТНОСТЬ. Подлый всегда придумает причину, объяснение своих поступков и сделает это так, что его подлость как будто бы и не подлость вовсе, а наоборот, благородство.

ПОДЛОСТЬ. И если подлость ведет за собой Богатство и Успех, может, это вовсе не порок? Может, это добродетель

РЕЖИССЕР. (Оживившись.) А ты можешь принести успех?

ПОДЛОСТЬ. Конечно.

РЕЖИССЕР. Но почему именно ты? Разве Честность этого не может?

ПОДЛОСТЬ. Может. Но подлому человеку пробиться легче.

РЕЖИССЕР. Почему?

ПОДЛОСТЬ. Что такое подлость? Это когда человек заботится о себе и не думает о других. Ясно, что если ты заботишься о себе, то добьешься большего, чем если будешь думать о других.

РЕЖИССЕР. Пожалуй, верно.

ПОДЛОСТЬ. Подумай еще вот о чем. Честность не льстит, не ищет обходные пути. Она добивается успеха только трудом и талантом. А у многих ли есть талант? Все ли любят трудиться? А мне любые средства хороши, у меня нет моральных запретов.

РЕЖИССЕР. (Честности.) Скажи, а ты можешь дать мне успех?

ЧЕСТНОСТЬ. Могу. Если у тебя есть талант, если ты будешь упорно учиться, если ты будешь много работать, если тебе никто не будет ставить палки в колеса, если тебе повезет, то…

ПОДЛОСТЬ. Что я тебе говорила? Слишком много «если».

РЕЖИССЕР. Да, слишком много «если»... А мне нужно наверняка.

ПОДЛОСТЬ. Тогда не слушай ее. Уважают только людей успешных, и каждый успех – это ступенька к новому успеху. А честных неудачников презирают.

РЕЖИССЕР. Но мне нужен успех!

ЧЕСТНОСТЬ. Тогда тебе надо выбрать эту наглую, уверенную в себе продажную женщину.

ПОДЛОСТЬ. Перестань колебаться. Есть простой способ: не называй меня подлостью, и не будешь чувствовать себя подлым. Назови меня Прагматизм, Вынужденный выбор, Необходимость, Реальность, И тогда ты совершишь не подлость, а разумный поступок. Есть тысяча способов успокоить свою совесть. А лучше избавиться от совести совсем.

РЕЖИССЕР. Как так – избавиться?

ПОДЛОСТЬ. А зачем она?

ЧЕСТНОСТЬ. Не слушай ее. Может быть, тебе удастся обмануть других. Но обманешь ли ты себя?

РЕЖИССЕР. (После некоторого колебания.) Я вот что решил: сначала я добьюсь успеха, а как-нибудь потом уже выберу честность. Так ведь тоже можно?

ЧЕСТНОСТЬ. Нельзя.

ПОДЛОСТЬ. Можно. Поздравляю, ты сделал правильный выбор. Гляди: Успех уже к тебе приближается.

Подлость и Честность покидают круг сцены. Входит ярко одетый Мужчина. Его сопровождает шумная, пестро наряженная свита с бубнами, золотыми масками и хрустальными кубками. Свита украшена яркими лентами и медалями. Гром и звон труб, барабанов и колокольчиков.

РЕЖИССЕР. Ты – Успех?

МУЖЧИНА. Нет.

РЕЖИССЕР. А кто же тогда?

МУЖЧИНА. Я путь к успеху, ключ к нему. Ты хочешь успеха? Я дам его. Я и только я.

РЕЖИССЕР. Но как?

МУЖЧИНА. Сейчас мир настолько переполнен информацией, что нет никаких шансов, что о тебе кто-нибудь услышит. Поэтому надо громко кричать. Очень громко. Громче, чем очень громко. Но тебя все равно не услышат. Надо, чтобы о тебе говорили не только ты сам, и не только твоя жена и приятели, а чтобы говорили тысячи.

ПЬЕСА. Но как заставить людей о себе кричать?

МУЖЧИНА. Очень просто. Для этого я и существую.

РЕЖИССЕР. Так все-таки ты Успех?

МУЖЧИНА. Нет, но я больше чем Успех. Я - Скандал. То есть громкий успех, шумный успех, оглушительный успех. Это как раз то, о чем ты мечтаешь.

РЕЖИССЕР. Но как мне этого добиться?

СКАНДАЛ. Поставь скандальный спектакль.

РЕЖИССЕР. И что тогда?

СКАНДАЛ. Поднимутся крики. «Это возмутительно!». Это ужасно!» «Это надругательство над нашими святынями»! «Это безнравственно!» «Это надо запретить!»

РЕЖИССЕР. Но ведь это убьет спектакль.

СКАНДАЛ. Ничего подобного. Спектакль может убить спокойное равнодушие, но не яростные проклятия. Старое правило рекламы: если о тебе не говорят, значит, ты не существуешь. Пусть ругают, пусть проклинают, пусть над тобой смеются, - главное, быть на слуху. Главное, чтобы о тебе говорили. Чем хуже ты сделаешь спектакль, тем лучше. Главное, - создать шум, поднять волны.

РЕЖИССЕР. А если в самом деле спектакль запретят?

СКАНДАЛ. Тем лучше. Тогда обязательно поднимутся борцы за свободу творчества и самовыражения. Им спектакль тоже не понравится, но они не упустят случай объявить войну всему устаревшему, осудить цензуру, заклеймить мракобесов, и так далее. И заодно, разумеется, покричать о себе. Им ответят, они ответят, поднимется шум, а шум – это и есть скандал, а скандал – это и есть успех.

ПУБЛИКА. (Выступая в круг сцены.) Неправда. Успех – это когда ты хорошо сделал свое дело.

СКАНДАЛ. Чушь. Совершенно неважно, сколько, что и как ты сделал. Главное, чтобы о тебе говорили. Это и есть успех. Ты кто?

ПУБЛИКА. Публика.

СКАНДАЛ. Сиди и молчи. Твое мнение никому не интересно.

ПУБЛИКА. Еще как интересно. Я не захочу смотреть плохой спектакль.

СКАНДАЛ. Успех не имеет никакого отношения к качеству. Уровень, совершенство, мастерство – все это устарело. Если разгорится скандал, спектакль захотят смотреть все. Потом они будут плеваться, но разве это имеет значение? Важно, что они будут о нем говорить. Ведь больше всего люди говорят о скандале. (Кивая на Пьесу.). Это кто?

РЕЖИССЕР. Так, ерунда. Пьеса.

СКАНДАЛ. Зачем она тебе?

РЕЖИССЕР. Подсунули.

СКАНДАЛ. Такая не годится. Из-за нее скандал не затеешь. Запомни: о порядочных женщинах не говорят, говорят только об из ряда вон.

РЕЖИССЕР. Я понял.

СКАНДАЛ. И не забывай: успех – это хорошо. Это деньги, награды, премии, звания, слава. Это много-много женщин. И они тебя будут очень любить.

РЕЖИССЕР. И я смогу выбрать любую из них?

СКАНДАЛ. Зачем выбирать? Ты сможешь пользоваться ими всеми сразу. Все будут считать тебя великим, гениальным и любимым.

ПУБЛИКА. …Кроме нескольких действительно понимающих людей и – в минуты просветления – тебя самого.

СКАНДАЛ. Не слушай ее. Главное, что тебя будут показывать по телевизору, узнавать на улице, журналисты будут требовать интервью, а девушки просить автографы и писать восторженные письма. А главное – деньги, деньги, деньги! Ты любишь деньги?

РЕЖИССЕР. А кто их не любит?

СКАНДАЛ. Молодец, что не притворяешься, как все остальные.

Члены свиты бросаются к Режиссеру за автографами. Женщины обнимают его. Гром и звон барабанов, труб и колокольчиков. СКАНДАЛ возвышает голос.

            Всё! Тихо!

Воцарятся тишина.

            Теперь ты знаешь, что делать. Действуй.

Скандал и его свита исчезают. В кругу сцены остаются только Режиссер и Пьеса.

РЕЖИССЕР. Дай руку.

Пьеса протягивает руку. Режиссер хватает топор и быстро отрубает ее. Пьеса громко вскрикивает. Автор прорывается на сцену.

АВТОР. Что вы с ней сделали?

РЕЖИССЕР. Пустяки, немного сократил.

АВТОР. Не сократили, а искалечили.

РЕЖИССЕР. Эй, кто там? Выведите посторонних!

Мужчины и свиты Скандала выволакивают Автора.

ПЬЕСА. Мне больно.

РЕЖИССЕР. Не хнычь. Тебя надо было сократить.

ПЬЕСА. Попросили бы Автора.

РЕЖИССЕР. Я это сделал лучше. Такой я тебя вижу.

ПЬЕСА. Вы меня видите уродиной?

РЕЖИССЕР. У Венеры Милосской нет обеих рук, но никто не считает ее уродиной. А теперь отрежем у тебя ухо.

ПЬЕСА. Чтобы окончательно меня изувечить?

РЕЖИССЕР. Ван Гог сам отрезал себе ухо и потому вошел в бессмертие.

ПЬЕСА. Он вошел в бессмертие не поэтому.

РЕЖИССЕР. Если ты будешь и дальше со мной препираться, я возьму другую пьесу. (Отрезает Пьесе ухо и залепляет рану пластырем).

ПЬЕСА. (Жалобно стонет.) Я буду жаловаться.

РЕЖИССЕР. (Насмешливо.) Кому? А ну-ка, повернись… Теперь ты выглядишь намного интереснее. Пожалуй, надо еще оттяпать тебе ногу.

ПЬЕСА. Не дам!

РЕЖИССЕР. Почему?

ПЬЕСА. Вы же хотите меня поставить, а как же я буду стоять без ноги?

РЕЖИССЕР. А я тебя не поставлю, а положу. Раздевайся.

ПЬЕСА. Зачем?!

РЕЖИССЕР. Не задавай дурацких вопросов. Я этого не люблю. Ложись.

ПЬЕСА. Вы не посмеете.

РЕЖИССЕР. Я все посмею. Ты слишком много говоришь, а публика теперь не любит слов. Пожалуй, я вырву тебе сейчас язык. Слова теперь не нужны. Главное –мизансцены, свет, музыка и движение. Так что заткнись. Если слова понадобятся, я могу придумать их и сам. Ну, что стоишь? Я сказал тебе - раздевайся.

ПЬЕСА. Прямо здесь?! При публике?

РЕЖИССЕР. Именно, при публике. Зрителям нравится, когда на сцене раздеваются. И не просто так, а с хорошим сексом.

ПУБЛИКА. (Вступая в круг.) Неправда. Мне вовсе не всегда это не нравится.

РЕЖИССЕР. А ты помолчи. Тебя никто не спрашивает. Твое дело аплодировать.

ПУБЛИКА. Такой мерзости? Не собираюсь.

РЕЖИССЕР. А мне, собственно, на тебя плевать. Мы без тебя вполне можем обойтись. Я работаю не для публики.

ПУБЛИКА. А для кого же?

РЕЖИССЕР. Для вечности.

ПЬЕСА. Так может, я разденусь когда-нибудь потом, в будущей вечности?

ПУБЛИКА. (Режиссеру.) Оставь болтовню о вечности для своих интервью. На самом деле, ты знаешь, что работаешь не для вечности, а для ближайшего фестиваля и для премии.

РЕЖИССЕР. Пошла вон. (Выталкивает Публику. Пьесе.). Ну, а ты что стоишь? Снимай платье!

ПЬЕСА. Но это просто непорядочно.

РЕЖИССЕР. Порядочность устарела.

ПЬЕСА. Мне стыдно.

РЕЖИССЕР. Стыд устарел. Я давно от него избавился.

ПЬЕСА. А что не устарело?

РЕЖИССЕР. Все устарело.

ПЬЕСА. А вам не бывает стыдно, когда вы поставите плохой спектакль?

РЕЖИССЕР. Мне никогда не бывает стыдно, потому что я никогда не ставлю плохих спектаклей.

ПЬЕСА. Чтобы ставить хорошие спектакли, надо любить пьесу, любить театр и любить зрителей. А вы не любите ни меня, ни театр, ни зрителей. Вы не пытаетесь меня понять, не хотите мне помочь. Вам хочется блистать самому, чтобы были важны не слова, не мысли – только вы один и ваши трюки.

РЕЖИССЕР. Я люблю себя: этого достаточно. Тебе сказано было раздеваться.

ПЬЕСА. Не буду. Я требую к себе уважения. Не забывайте, драматургия – это Литература.

РЕЖИССЕР. Какая ты, к черту, литература? Ты ничто, ты просто пьеса. Ты не существуешь, пока я не превращу тебя в спектакль.

ПЬЕСА. А вы знаете, что писал о драме Гегель?

РЕЖИССЕР. Ты хотела сказать «Гоголь».

ПЬЕСА. Нет, Гегель.

РЕЖИССЕР. Первый раз слышу.

ПЬЕСА. Он считал, что драме “дано изображать прекрасное в его самом полном и глубоком развитии”.

РЕЖИССЕР. Галиматья.

ПЬЕСА. Белинский считал драму высшим родом поэзии и венцом искусства.

РЕЖИССЕР. Устарело. И знаешь, что? Мне надоело с тобой церемониться.

Режиссер срывает с Пьесы одежду и грубо насилует ее. Скандал и его свита наблюдают, шумно выражая свой восторг. Фотограф из свиты с разных ракурсов фотографирует эту сцену. Автор пытается прорваться Пьесе на помощь, но безуспешно.

ПУБЛИКА. Хватит! Я не могу на это смотреть.

РЕЖИССЕР. Тогда уходи. Мне никто не нужен. Только я сам. Зачем мне публика?

ПУБЛИКА. Хотя бы для денег. Ведь именно я покупаю билеты.

РЕЖИССЕР. Ерунда. Наш театр обеспечивается государством. Поэтому мы прекрасно обходимся без публики. Она нам только мешает.

ПУБЛИКА. Неправда. На самом деле ты все время мысленно представляешь, как я буду реагировать: вот здесь публика засмеется, вот здесь она замрет, вот здесь начнет аплодировать… Так вот: я не засмеюсь, не замру от восхищения, не буду аплодировать. Я даже не буду свистеть, топать ногами и кричать «позор!». Потому что это будет скандал, которого ты так жаждешь. Я просто уйду, и спектакль будет уныло влачиться и умрет сам по себе в полной тишине в пустом зале.

РЕЖИССЕР. Ты не чувствуешь нового, не понимаешь современности.

ПУБЛИКА. А что такое, по-твоему, быть современным?

РЕЖИССЕР. Современный – это я сам. Все остальные - позапрошлый век.

ПУБЛИКА. Всегда современен только талант, а бездарность – всегда стара как мир, всегда не ко времени, всегда пахнет нафталином. Все твое новаторство давно не ново: уже выходили на сцену голые персонажи, они уже испражнялись, совокуплялись, выкрикивали грязные слова. Что ты еще можешь придумать? Что выйдет не один голый актер, а двадцать? Что будет совокупляться не одна пара, а десять? И это было. Ты хочешь скандал, но чтобы раздуть скандал, тоже нужен талант – мелкий, подловатый, гнусный, но талант. А ты не способен даже на это. Ты даже не подл, ты просто пустое место.

РЕЖИССЕР. Сначала досмотри, а потом бранись.

ПУБЛИКА. Нет, с меня хватит. Скажи, чем кончится твой нелепый спектакль, и я пойду домой.

РЕЖИССЕР. (Он озадачен вопросом.) Я еще не знаю. Я думаю, что… Чем кончаются все спектакли? Поклонами.

ПУБЛИКА. Ну, так кланяйтесь, и кончим на этом.

РЕЖИССЕР. Очень хорошо.

Гремит музыка  поклонов. Один из актеров хочет выйти на авансцену, но его опережает Автор.

АВТОР. Постойте!!

Музыка умолкает.

          Почему вдруг поклоны? Пьеса-то не кончена! Порок не наказан, добродетель не вознаграждена…

РЕЖИССЕР. Перестаньте молоть чепуху. Разве теперь наказывают подлость? Разве вознаграждают талант и честность?

(Актерам, повелительно.) Кончайте спектакль и начинайте поклоны.

Снова гремит бравурная музыка. Участники спектакля выходят на поклоны, Режиссер – последним. Он ярком дорогом костюме, снабженный и окруженный атрибутами успеха и скандала: медали, ордена, ленты, свита из журналистов и женщин, поклонниц и охотниц за автографами. На видеоэкране проектируется его интервью. Под бурю аплодисментов кончается эта простая история.

 

 

КОНЕЦ